Будущий духовник Пафнутьева Боровского монастыря схиархимандрит Власий (Перегонцев) появился на свет, когда его матери было 56 лет. Она родила семерых, но все они, не дожив до года, умерли. Восьмой была девочка, которая дожила. И думали, что всё уже обойдется, но не обошлось. Когда малышке исполнилось два года, бабки взяли ее на улицу – поиграть. Там паслась лошадь. Девочка подошла к ней. Лошадь ее лягнула по головке…
Он родился в подполье, куда его мать полезла за картошкой. Она думала картошки набрать, а раз – и родился сынок. И многие годы потом его жизнь шла в подполье: большую часть долгого монашеского жития его гнали и преследовали за веру.
Дома он был нелюбимым ребенком. Умер отец, мать снова вышла замуж, и отчим пасынка люто невзлюбил, называл «попенком» и «монашком». Ведь лет до 10 – до четвертого класса школы – его воспитывала бабушка – монахиня.
А после седьмого класса он уехал из дома и начал жить самостоятельно. Стал студентом Смоленского мединститута, где учился на факультете педиатрии и детских болезней. Там, в институте, он встретил и любовь. Когда девушка узнала, что он ходит в церковь, то чистосердечно донесла на него в ректорат, и случился большой скандал. Его показательно судили перед всем курсом. Как советский студент может поменять белый халат врача на черную рясу?
Скажите: как? Белый халат на черную рясу? У руководства это в голове не укладывалось, и у студента, который до этого хорошо учился, начались проблемы со сдачей экзаменов. Преподавателям было дано указание ставить зачет, если он откажется от своих убеждений. От убеждений студент отказываться не собирался. Девушка, поняв, что, желая спасти своего суженого от церковного мракобесия, она предала его, перестала ходить на занятия. А с ним случилось тяжелое нервное расстройство.
В себя он пришел, когда стучался в калитку дома схииеромонаха Илариона (Рыбаря), который жил тогда в Мичуринске, за много километров от Смоленска. Ноги сбиты, одежда обтрепана, в глазах мука. Отец Иларион оглядел с ног до головы молодого человека и провел в дом. Его вымыли, переодели, накормили и уложили спать. Он спал беспробудно двое суток. Глаза открыл: обстановка незнакомая, одеяло из лоскутков, потолок выбеленный, как в украинских мазанках. Иконы, перед образами лампады. Тут батюшка заходит. Волосы подобраны. Садится на табурет возле него и говорит:
– Ну что, настрадался?
Он в ответ только засопел, все слова в горле комком встали. Лежит, молчит, слезы из глаз ручьем. Батюшка ему руку на голову положил и сказал:
– Ничего не говори, я всё знаю. Поедешь со мной?
– Поеду.
Хотя даже не знал, куда его зовут. Оказалось, батюшка был духовником в монастыре Флора и Лавра в Закарпатье. Туда он будущего схимника и отвез.
В Советском Союзе с поездками по монастырям было строго. Молодого человека объявили во всесоюзный розыск, словно опасного преступника. А он наконец-то попал туда, куда стремилось его сердце. В монастырь. Его тайно постригли в монахи с именем Петр. Духовник строго запретил ему сообщать о своем местонахождении, и он стал жить никому не ведомый, на нелегальном положении, вдали от людей. Спустя какое-то время он написал матери, чтобы она не искала его, так как он выбрал для себя путь служить Богу.
И служит Ему всю свою долгую трудную жизнь.
В великую схиму его постриг архимандрит Серафим (Тяпочкин) в 1980 году. Это происходило тайно: власти за это преследовали. Постригая, отец Серафим сказал, что схима будет его крепостью, броней духовной от врагов. Еще он предсказал ему, что он будет духовником в монастыре и вокруг будет братия. В те времена монастырь, о котором шла речь, лежал в руинах, самого будущего духовника разыскивала милиция, и во всё это верилось с трудом. Но вот уже многие годы схиархимандрит Власий – духовник Пафнутьева Боровского монастыря.
Его гнали, его преследовали, его убивали. Однажды, когда он служил уже в Калужской епархии, лихие люди забрались в храм и пробили ему голову монтировкой. Это были грабители храмов, они не хотели оставлять его живым свидетелем и били наверняка. Но скуфейка на его голове смягчила удар, и монтировка не затронула мозг – до него оставалась только сотая доля миллиметра. Ему сделали сложную операцию, вшили в голову пластину, он долго лежал в больнице и выжил. А потом у него обнаружили рак. Ему провели шесть сложнейших операций, удалили часть кишечника, каждый год меняли кровь. По всем прогнозам он должен был умереть. А он уехал на Афон, где шесть лет молился в затворе в Ватопедском монастыре, где есть чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Всецарица» («Пантанасса»), которой молятся при онкологии. Есть история о том, что, когда Афанасий Великий хотел уходить с Афона, Матерь Божия явила чудо – ударила по скале, и из этого места забил святой источник. Он бьет и сейчас. В этой воде отец Власий купался, пил ее. Спустя шесть лет во время службы в храме он вдруг почувствовал, что всё вокруг словно засверкало. Потом врачи сказали, что метастазы перестали распространяться. Он вернулся в Россию, в свой родной Пафнутьев Боровский монастырь, где принимает людей вот уже не один десяток лет.
Пожилой протоиерей, потомок великого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова, отец Владимир Кутузов рассказал мне про отца Власия такую историю: в годы советской власти, когда он молодым еще диаконом служил с батюшкой на одном из приходов, к ним в храм пришли какие-то чиновники и стали требовать взятку за молодого человека, который, по понятиям советского строя, отлынивал в церкви от работы, не желая строить светлое будущее. Чиновники грозили большими проблемами, и, от греха подальше, от них откупились. Через какое-то время они снова пришли за деньгами. А что такого? Попы ведь бесправные, в милицию жаловаться не побегут. Видя, что это никогда не закончится, отец Власий благословил молодого диакона устроиться работать в коровнике в родной деревне, а по выходным приезжать в храм и служить. Так тот и сделал. Но однажды местный цыган «пошутил»: подкрался к загону, где стояло колхозное стадо, с сиреной и так напугал коров, что те проломили изгородь и убежали в лес. Как отец Владимир ни бегал, как ни звал, ни одной не смог найти. Понимая, чем ему грозит потеря целого стада, он в слезах поехал к батюшке Власию и обо всем ему рассказал. Тот заверил его, что всё будет хорошо, и отправил обратно в коровник. Вечер. Понурый диакон бредет к проломанному загону и вдруг видит: из леса идет коровье стадо. Одна, две… всё стадо в целости. Все 250 коров вернулись. Вот подошли к загону последние, и тут он заметил, что за коровами, словно пастухи, идут… несколько огромных волков. Волки спокойно дошли до загона, дождались, когда последние коровы зайдут в него, а потом как ни в чем не бывало развернулись и направились в лес. От неожиданности диакону чуть плохо не стало.
В свои 81 отец Власий просто светится от счастья и очень похож на солнце. Рядом с ним тепло, светло и радостно на душе. Радость сопровождает его повсюду.
Как-то раз захожу в алтарь, а там один батюшка-игумен стоит грустный, голову повесил. Входит отец Власий. Как только печального батюшку увидел, подошел к нему, схватил в охапку, поднял, хорошенько потряс да как рявкнет: «Ну-ка не сметь унывать! Ты что это? Мы же сейчас Богу служить будем – а ты грустный!» Поцеловал троекратно и к сердцу прижал крепко-крепко. Надо было видеть глаза этого игумена, который потом служил так вдохновенно!
Даже просто глядя на отца Власия, люди преображаются. Самое холодное и безучастное сердце рядом с ним оживает. Ты просто смотришь на него – и уже хорошо. Слышишь его молитву – и понимаешь: жив Господь, и ничто не пропало. Сам он – живое воплощение пасхальной радости и света, от которых в пустыне распускаются цветы и улыбаются небеса. Господь с нами!
Когда он служит, его радостный глас гремит, заглушая всё вокруг. «Со умилением сердец ко Господу помолимся!» И сотрясаются стены собора. «Пресвятая Богородица, спаси нас!»
Он любит монастырь трогательно и самозабвенно. Надо видеть, с какой радостью, с каким благоговением он прикладывается к монастырским святыням! «Преподобный отче Пафнутие, моли Бога о нас!» Разве может он тихо и теплохладно служить Богу, Который Любовь, Свет и Радость? Этот старый монах с большими добрыми глазами знает, как любит нас Господь. И все вокруг это чувствуют.
На людей он смотрит как на Адама и Еву в раю. Сквозь грязь, копоть, исковерканные углы и проказу он видит неповторимый образ Божий и властно, уверенно и радостно начинает немедленно его расчищать. Иногда это совершается в одно мгновение. Вот он только начал говорить с незнакомым совершенно человеком – и вдруг с тем что-то происходит, человек прямо на глазах меняется, расправляет плечи, начинает улыбаться. Еще минуту назад он был потерянным, унылым и одиноким, а сейчас – радостный и счастливый.
К отцу Власию приезжают из Лондона и с Тибета, из Малоярославца и с Сахалина. Православные и неправославные. Верующие и неверующие. Простые и не очень. Кого только не встретишь! Перед его кельей можно увидеть и афонских архимандритов, и российских министров, и известных политиков и бизнесменов. И много кого еще. Как-то раз я сопровождал к нему первого помощника Председателя ОБСЕ, специально прилетевшего в Москву, чтобы переговорить с русским духовником. И тот его принял, как принимает всех, кто приходит к нему. В дни приема келья отца Власия открыта с 4 утра до 9 вечера каждый день. А когда он служит, то принимает людей на исповедь с открытия монастыря – в 5 утра.
Он ставит духовный диагноз мгновенно, порой двумя фразами.
– Дионисий, ты чего на пороге топчешься? Заходи в келью!
– Батюшка, так ведь у меня все ботинки в грязи!
– А ты всё равно заходи.
И вот ты ботинки, конечно, снимаешь: ты ведь не дурак пачкать пол в келье любимого батюшки. А уже через минуту он прижимает тебя к груди, треплет по волосам и говорит: – Ну в кого ты у меня такой непослушный?
За почти 20 лет, что мы знакомы, он дал мне множество духовных советов и наставлений. Одно я буду помнить всю жизнь. Однажды я приехал к нему в непростых жизненных обстоятельствах. Приехал мрачный и расстроенный. Дела были не просто плохи, а хуже некуда. Батюшка утешал меня, как мог, мы долго говорили, а в конце он крепко обнял и твердым голосом тихо сказал на ухо:
– Будешь со Христом – и в аду будет рай.
И дал мне пук пасхальных свечей из Иерусалима.
Его слова поразили меня в самое сердце, и я словно очнулся. За проблемами и обстоятельствами я совершенно позабыл о главном, что наполняет жизнь христианина смыслом и радостью, – быть с Богом. Не метафизически и умозрительно, а просто так – лицом к лицу. Когда ты с Богом, всё меняется. Там, где Свет, – нет тьмы. Там, где Любовь, – нет места унынию и одиночеству. «Сыне, даждь Ми сердце твое» – вот что главное.
Когда ты со Христом, перестаешь бояться боли, становишься бесстрашным, можешь бегать по снегу и не проваливаться. С Богом мертвая пустыня преображается в райский сад и для тебя нет ничего невозможного…
Отец Власий выходит вечером из кельи. Народ бросается благословляться. Какая-то импозантная дама в бриллиантах, протискиваясь сзади, картинно заламывает руки и трагическим голосом вопрошает:
– Как жить, батюшка?
Он оборачивается и на ходу бросает:
– С одним!
Дама краснеет, батюшка быстро уходит. Народ долго еще посмеивается.
(Денис Ахалашвили)
