Пришла как-то к авве Артемону безутешная вдова:
— Отче, — сказала женщина, — мой сын уже вырос из ангельского возраста и теперь не желает ничего слышать о Боге. Но я еще имею над ним силу! Позволь мне привести его к тебе, пусть поживет в монастыре.
— Зачем? — удивился старец.
— Здесь он будет просто вынужден молиться и участвовать в Таинствах!
— Никто не может заставить твоего сына любить Господа, — вздохнул авва. — Если посеяла что доброе в его душе, то оно обязательно взойдет…
— Посеяла! — воскликнула женщина. — Но ничего не всходит! С каждым днем он все дальше и дальше от меня! Муж мой погиб, и теперь я боюсь остаться и без отрока. Умоляю, позволь его привести к тебе! Возможно, он смирится под твою руку, и мы сбережем его душу.
— Нет, — покачал головой старец, — не позволяю. Ступай лучше домой и усерднее молись. И я, грешный, помолюсь о нем. Больше ничем не могу тебе помочь…
Прошло несколько месяцев, и снова в монастыре появилась вдова. Пуще прежнего она рыдала:
— Отче, прошу тебя, смилуйся над нами и прими к себе на послушание сына! Сердце подсказывает мне, что скоро я потеряю всякую власть над ним!
— Еще молись, — сказал старец, — но отрока, если только сам не пожелает, силой не вздумай сюда приводить.
— Почему ты так жесток? — всхлипнула бедная женщина. — Почему отталкиваешь чадо мое?
— Называют ли виноградаря жестоким, если он не обрывает зеленый виноград? — ласково спросил у вдовы авва Артемон.
Женщина смиренно умолкла, но потом снова оживилась:
— Как же в Книге Сираховой сказано: Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его. Нагибай выю его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе (Сир. 30: 11, 12)?
— Все верно, — улыбнулся авва Артемон, — не потворствуй неразумию и выю нагибай… Только Бога любить не заставляй!
Долго еще вдова не оставляла своих попыток и приходила к старцу, но потом обиделась, и несколько лет никто ее не видел.
— Здесь ли ваш наставник? — однажды раздался в саду монастыря тихий женский голос.
Братья не сразу узнали в осунувшейся и почерневшей от горя женщине знакомую вдову.
— Да, он молится в том конце сада, — сказал один из иноков и махнул рукой в сторону.
Женщина медленно побрела к винограднику.
— Ты не позволил привести сюда моего сына, — с обидой в голосе сказала она, обратившись к игумену, — так знай же, жестокий человек: год тому назад он ушел из дому, прельстившись соблазнами мира, и теперь я даже не знаю, увижу ли его когда-нибудь вновь.
Старец кротко молвил:
— Не печалься. Сын твой жив, и ничего худого с ним не случится. Ныне он стоит на коленях в нашем храме, оплакивая свои грехи, а вечером собирается отправиться домой.
— Как?! — ахнула изумленная женщина. — Неужели он сам к тебе пришел?
— Чему же ты так удивляешься? — тихо засмеялся авва Артемон. — Все добрые семена, что ты посеяла в его душе, взошли, как и должно. Утешься теперь и ступай к себе. Было время, твой сын ошибался и грешил, но вот он покаялся. Прими же его в радости!
Раскаялась вдова и стала у старца прощения просить. А вдоволь наплакавшись, домой побежала. Ведь ей нужно было успеть приготовить праздничный ужин…
Наталия Климова
